Доктринёрство как качество личности – упрямое, слепое, педантичное, некритичное следование какой-либо определенной отжившей доктрине и защита её.
Один посетитель, придя к Мастеру, заявил, что ему нет нужды искать Истину, ибо он уже нашел ее в своей религии. Мастер сказал ему на это: — Жил-был студент, так никогда и не ставший математиком: он всецело полагался на ответы в конце учебника — и уж конечно, все они были правильными.
Слово «доктринёр» возникло в 1816 году, когда член одной из парламентских партий в Бельгии произнес речь, а его противник воскликнул: «Вот вам доктринеры!», намекая на то, что оратор воспитывался в училище Pretres de la doctrine, учеников которого называли просто doktrinaires (доктринеры). Эта история была опубликована в газетах, и слово «доктринер» стало обозначать поборника реакции, противника нововведений, который цепляется за старые научные и общественные теории.
Доктринёрство – спевка начётничества и догматизма. Доктринёрство — совокупность взглядов с оттенком схоластичности и догматизма. Почерк доктринёрства — не иметь ничего общего с реальной действительностью. Доктринёр — человек, слепо и педантично следующий какой-либо доктрине, заученным формулам и правилам; начетчик, схоласт.
Доктринёрство – яркий пример чёрно-белого, полярного мышления. Черно-белое восприятие доктринёра становится основой его мировоззрения. И доказательством этого является тенденция к разделению на своих и чужих, на врагов и друзей, на плохих и хороших.
Философ Вячеслав Рузов говорит, что в духовной традиции, в духовном движении те, кто занимаются духовным развитием, объявляют какую-то одну доктрину первостепенной, соответственно другие вторичными. И, в соответствии, с первостепенностью происходит деление на своих и чужих. Те, кто поддерживает нашу доктрину это свой, те, кто не поддерживает, соответственно, чужой.
Появляются некоторые состояния политичности. Это один из признаков нашего времени политичность. То есть или мы поддерживаем политику партии или не поддерживаем. И всё это создает некоторую материалистичную атмосферу. Достаточно тяжелую материалистичную атмосферу, которая забирает вкус к духовному развитию. То есть материалистичная атмосфера отбирает вкус, не дает вкусу проявиться. И в некотором смысле, это коренная проблема нашего времени, вот эта двойственность, черно-белая двойственность. Такая современная чума нашего времени, она поражает все свое население, вплоть до духовных организаций. Все поражены этим черно-белым мышлением. Президенты стран выдвигают свои доктрины, призывают других им следовать. То есть невозможно пойти против основной доктрины государства. Или присоединился, или предатель.
В этом тяжесть черно-белого восприятия. Так и в среде духовно развивающихся людей проявляются эти тенденции. Постоянно появляется какая-то временная супер доктрина. Она появляется сейчас, всё, однозначно, только вот это, всё остальное ерунда. Объявляется какой-то один способ духовного развития самым актуальным, все остальное объявляется вторичным. Какое-то одно служение объявляется самым актуальным. И начинается противоборство. Как только мы что-то объявляем самым-самым, тут же начинаются противостояния. Конечно, есть этот элемент актуальности, конечно же. То есть актуальность говорит о том, что сейчас что-то актуально, да. То есть утром актуально проснуться, а вечером актуально заснуть. Уходит вкус, все теряют вкус. Противостояние забирает вкус, вот в этом тонкость.
Таким образом, общество делит нас на понимающих важность и не понимающих важность. Одни понимают важность, другие не понимают важность. И еще появляются некоторые враги, которые вообще ничего не понимают, толку от них никакого нет. Но так действует время. Сейчас оно так проявляется, этому нужно как-то противостоять. В реальной жизни, это проявляется именно так, то есть требуется лояльность временной доктрине. Ставится временная доктрина и требуется лояльность, человек должен ее принимать. Что-то объявили и человек обязательно должен это принимать. Вот так именно проявляется время невежества и деградации. Если человек этого не принимает, он становится естественно врагом. Только попробуйте что-нибудь сказать, даже просто, что вы это не принимаете. Даже просто, например, что вам это не нравится и будут печальные последствия.
Яркий пример доктринёрства — русский политический деятель, лидер кадетов, министр иностранных дел Временного правительства в 1917 году – Павел Милюков.
Историки в лице К.М. Александрова пишут, что из наших думцев мало кто сделал больше для последовательного и методичного разрушения русской гражданской свободы, так трудно укоренявшейся в Московской Руси и Российской империи. И вся деятельность Милюкова оказалась направлена на превращение Думы в легальный центр по навязыванию правительству собственной воли. Милюков страстно и непременно хотел, чтобы государственное устройство Отечества любой ценой отвечало усвоенной им в студенческие годы схеме, и доктрину любил больше, чем Россию. Историк, мечтавший о тоге сенатора, удивительным образом оказался слеп.
Он не видел, а потому и не ценил бесспорных достижений российской власти к началу ХХ века: эффективного местного самоуправления, состязательного и независимого гласного суда, выдающейся академической школы и уникального высшего образования, устойчивого экономического роста и крепкой кредитно-финансовой системы, выдержавшей натиск русско-японской войны и революционных беспорядков 1905 года. Даже манифест 17 октября 1905 года Милюкова скорее раздосадовал, чем удовлетворил. Отсюда и его совершенно противоестественные, казалось бы, слова, публично произнесенные после 17 октября в одной из московских рестораций в адрес правительства Сергея Витте: «Ничто не изменилось, война продолжается».
Доктринёр в силу одержимости, как правило, не замечает изменения жизненных реалий. Неграмотность и глубокая социальная отсталость большинства думских избирателей лидера кадетской партии совершенно не волновали. В угаре бессмысленного противостояния своих единомышленников с правительством он непростительно пропустил появление подлинной русской конституции.
Жизненно важная столыпинская программа превращения стиснутого веками общинной уравниловки русского крестьянина в самостоятельного частного хозяина и гражданина тоже оставила Милюкова равнодушным. «Главный либерал» и его партия противостояли Столыпину и поддерживали антилиберальные требования революционного лагеря об отчуждении частновладельческих (помещичьих и иных) земель в пользу крестьянских общин. Ученик Ключевского напрочь забыл до сих пор актуальные строки из письма Николая Мордвинова императору Александру I: «Государь, никогда общественное благо не может зиждиться на частном разорении».
Однако Милюков не понял не только столыпинского замысла. Он не оценил величия и самого Столыпина как личности, интуитивно чувствовавшего, что Россия остро нуждается в обновлении, но в обновлении творческом, хозяйственном, основанном на поощрении и преумножении частной инициативы с целью исцеления многовековой народной отсталости. Милюков же хотел эту отсталость эксплуатировать в узкопартийных целях, поэтому отказался от сближения своей партии с властью, цинично заявив Столыпину: «Если я дам пятак, общество готово будет принять его за рубль, а вы дадите рубль, его и за пятак не примут».
К сожалению, вплоть до марта 1917 года Милюков так и продолжал давать российскому обществу пятаки, выдавая их за полновесные рубли. Столыпин хотел дать трудолюбивому крестьянину охраняемую законом частную собственность, нашему хлеборобу до начала ХХ века неведомую, эту твердую «основу культуры и порядка в деревне», как о том говорил ближайший столыпинский единомышленник Александр Кривошеин. Милюков же мечтал наделить малограмотный, малорелигиозный, крещённый, но не просвещённый русский народ… ответственным перед Думой Советом министров, будучи убежденным в обоснованности думских амбиций на право управления.
Феномен доктринёра Милюкова родился из интеллигентской умозрительности, неопытности и страстного нетерпения, незнания собственной страны, и рационального, сухого миросозерцания, совершенно лишенного какой-либо чуткости. Политик, лишенный чуткости и клеймящий религиозный морализм во славу прекраснодушных схем, неизбежно становится доктринёром, не замечающим собственной разрушительной деятельности.