Удалость как качество личности – склонность к безотчетной, безудержной, лихой храбрости, соединенной с бойкостью и ухарством.
Храбрость, презирая опасность, получает удовольствие и упоение от боя, наслаждение от постижения неизвестности, адреналин от риска собой ради других или для достижения какой-либо цели. Удалость привносит в храбрость удачливость, везение, легкость и скорость исполнения. Гранича с дерзостью и лихостью, она умножает храбрость, воспринимая мир как благодатное место для проявления доброй фонтанирующей молодецкой силы, неистощимой энергии и радости души.
Если бы скромный Тушин — герой романа Льва Толстого «Война и мир» был бы не храбрецом, а удальцом, он бы весело представлял себя «огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра» и при этом жонглирует ими на глазах у ошарашенных врагов. Что внутри, то и снаружи. Внутри удальца бродит «шаровая молния», ищущая и находящая желанный выход для разрядки в форме безудержной храбрости, пропитанной лихим молодечеством, буйной первобытной силой и ухарством. Удаль – это крайне возбужденная, взбудораженная храбрость. Она не считает, а просто уничтожает врагов. Удалой Ермак Тимофеевич пошел завоевывать Сибирь с отрядом казаков, не превышающим шестьсот человек.
Истинным обладателем такого качества как удалость был Степан Разин. Современники оставили его психологический портрет. Он был предприимчивой натуры, гигантской воли и порывистой деятельности. Молчаливый, задумчивый и строгий с подчиненными, он умел привязать к себе всех и заставить безропотно ему повиноваться. Взгляд его приводил в трепет даже его сподвижников, людей, как известно, не с очень нежными нервами. В черных глазах его горел высокий ум, была видна жестокая, непреклонная воля, было что-то страшное и обаятельное. Каждое движение его нахмуренных бровей на немного попорченном оспой, но красивом лице заставляло дрожать самых храбрых. Всякий видел в нем присутствие какой-то стихийной, демонической силы. Он весь был живое воплощение беззаветной удали и ничем несокрушимой энергии.
Что трусу по уши, удалому по колено. Удалость – любительница сильных ощущений: «Есть одна у летчика мечта – высота!». Ей не сидится дома, дай прыгнуть с парашютом, покорить вершину, подразнить акул, заглянуть в пасть льву или крокодилу, выполнить немыслимый каскадерский трюк.
А.Д. Шмелев пишет: «Удаль. В этом слове ясно слышится — даль. Удаль это такая отвага, которая требует для своего проявления пространства, дали… Удаль, безусловно, предполагает риск собственной жизнью, храбрость. Но, вглядевшись в понятие «удаль», мы чувствуем, что это неполноценная храбрость. В ней есть самонакачка, опьянение. Если бы устраивались соревнования по мужеству, то удаль на эти соревнования нельзя было бы допускать, ибо удаль пришла бы, хватив допинга. Удаль требует пространства, воздух пространства накачивает искусственной смелостью, пьянит. Опьяненному жизнь — копейка. Удаль — это паника, бегущая вперед. Удаль рубит налево и направо. Удаль — возможность рубить, все время удаляясь от места, где лежат порубленные тобой, чтобы не задумываться: а правильно ли я рубил? А все-таки красивое слово: удаль! Утоляет тоску по безмыслию… Вообще это слово не употребляется, когда речь идет об исполнении долга. Оно оказывается уместным, когда речь идет о ком-то, кто действует вопреки всякому расчету, «очертя голову» и тем самым совершает поступки, которые были бы не по плечу другому. Удаль всегда предполагает удачу — здесь проявляется связь с глаголом удаться, к которому восходят оба этих существительных… Кроме того, для удали важна идея бескорыстия, удаль противостоит узкому корыстному расчету. Как объяснить, зачем надо проявлять удаль? Так, ни для чего, просто ради самой удали. Как курьер из детского рассказа С. Алексеева «Сторонись!», который любил лихую езду, как-то, мчась на санях, сшиб в снег самого Суворова, а через три дня, вручая Суворову бумаги из Петербурга, получил от него в награду перстень: — За что, ваше сиятельство?! — поразился курьер. — За удаль! Стоит офицер, ничего понять не может, а Суворов опять: — Бери, бери. Получай! За удаль. За русскую душу. За молодечество».
До сих пор во многих городах России главной целью масленичных гуляний является – показать удаль молодецкую. Игры, забавы, соревнования и потехи заставляют зрителей бурно реагировать на происходящее. На вершину ледяного шеста подвешивают гитару, гармонь, сапоги или какой-либо другой сувенир и выкликают желающих продемонстрировать свою удаль. Задача, на первый взгляд, проста, многие пытаются овладеть призом, но уже на середине столба теряют силы, и, под дружный хохот благодарной публики, съезжают вниз. Но вот из толпы решительно выходит парень. Удалой долго не думает – это отличительный признак удалости, она решительна, ей всё нипочём. На ногах сапоги, в руках прочный кожаный ремень. Скинув сапоги, он, перехватив ремнем шест, не взбирается на него, как это обычно делают люди, лазая по канату, а упирается голыми ступнями ног. Скольжение ног от такой выдумки значительно уменьшается. Перебирая ногами, он одновременно перебрасывает ремень к более высокой отметине. С проворством кошки удалой молодец достигает вершины шеста и получает приз под одобрительные возгласы восхищенной его удалью публики.
«Удаль молодецкая» вызывает уважение за свою доброту, бескорыстность, честь и достоинство, она воспевается в русских песнях и является проявленным качеством личности, способной стать защитником, «Ильей Муромцем», от сил кривды и прочего зла. Удаль города берет, в схватке она – великое дело. Почему враги России во все времена так боялись рукопашных боев с русскими воинами? Да, потому что безнадежное дело противостоять удали народа, мужское население которого веками принимало участие в рукопашных состязаниях, тем самым делая себя доблестными воинами, способными сокрушать любого врага, несмотря на его численность и вооружение. Фашисты приходили в ужас от «черной смерти», так они называли нашу морскую пехоту. В песне «Моряки под Москвой» есть такие строки: «Вы бросали полушубки в снег, вы не признавали маскхалаты, бескозырки, с лихостью надев, распахнув на холоде бушлаты. В молодецкой удали своей, вы на пулемёты шли бесстрашно, на передней линии траншей схватывались насмерть в рукопашной!»
Кулачные бои на Руси пользовались огромной любовью народа, они сопровождали мужчину всю жизнь и представляли собой возможность демонстрации силы и удали. Бои велись честно, до первой крови, до одного или трех сбиваний противника на землю ударом, перед боем соперники троекратно целовались и обнимались. Вот как описывает кулачный бой «один на один» Горький в произведении «Жизнь Матвея Кожемякина»: «Мишка зорко следит за противником, иногда он быстро взмахивает правой рукой — Базунов отскочит, а Мишка будто бы поднял руку голову почесать… Городской боец размахнулся, ударил — Мишка присел и ткнул его в подбородок снизу вверх… Освирепел Базунов, бросился на противника, яростно махая кулаками, а ловкий подросток, уклоняясь от ударов, метко бил его с размаха в левый бок. — Лексей, не горячись! Что ты дурова голова? Стой покойно, дубина! — кричали горожане. — Не горячись, слышь! — повторял слободской боец, прыгая, как мяч, около неуклюжего парня, и вдруг, согнувшись, сбил его с ног ударом головы в грудь и кулака в живот — под душу».
В роковые для Родины часы военных сражений нередко выручало умение стеношного рукопашного боя. Знаменитая «стенка» берет начало от традиционно установившегося и никогда не менявшегося в кулачных боях боевого порядка, в котором стороны бойцов выстраивались в плотную линию из нескольких рядов и шли сплошной стеной на «противника». Стеношные построения имеют прямые аналогии с построениями древнерусской рати. Главной тактической задачей каждой из сторон было прорвать «стенку» противника, внести смятение в его ряды, прогнать его с боевой площадки. Масштабы массовых кулачных боев были самыми различными. Бились улица на улицу, деревня на деревню и т. п. Иногда кулачные бои собирали по несколько тысяч участников. Кулачных бойцов, выдающихся по своей силе и боевым качествам, народ называл «удальцами», «излюбленными бойцами», «крепкими кулаками», «матерыми бойцами». Эти удалые бойцы, участвовавшие как в одиночных боях, так и на стенках, приобретали себе громкую славу не только в своей округе, но и далеко за ее пределами.