— Я вам все время спускал сквозь пальцы, но если я кого-нибудь
за что-нибудь поймаю, то это будет его конец.
Прапорщик перед строем
Заумность как качество личности – склонность к излишне мудрёной, недоступной пониманию речи, к перегруженному специальной терминологией языку; предрасположенность нести псевдонаучную бессмыслицу и нелепости.
Заумность потешна: «Честь имею рекомендовать себя, Свирид Петрович Голохвастов… — Главное у человека — не деньги. А натурально хформа! Ученость. Потому ежели человек ученый так ему уже свет переворачивается вверх ногами. Пардон, вверх дыбом. И тогда, когда тому, одному, которому не ученому, будет белое так уже ему, ученому, которому, будет уже как… — Зеленое? — Нет, рябое! … Когда человек не такой, как вообще, потому один такой, а другой такой и ум у него не для танцевания, а для устройства себя для развязки своего существования, для сведения обхождения и когда такой человек, ежели он ученый поднимется умом своим за тучи, и там умом своим становиться становится еще выше лаврской колокольни и когда он студова глянет вниз, на людей так они ему покажутся… кажутся такие махонькие-махонькие… .. все равно как мыши. Пардон, как крыси. Потому, что это же человек! А тот, который он… это… он… он тоже человек, не ученый, но… Зачем же? Это ж ведь очень и очень! Да! Да! Но… нет! — Ну и разумный! — Аж страшно». Узнали? Голохвастов – персонаж известного комедийного фильма «За двумя зайцами».
Заумность – это жизнь вне разума. Заумность – это проделки хаотичного, озабоченного своей значимостью ума. Она вся пропитана «понтами» и желанием выглядеть «крутым». Человеку хочется произвести впечатление, и он включает ум в запредельный режим, но видя, что тот не справляется с максимальной нагрузкой, начинает хитрить, подменяя простое – сложным, понятное – непонятным, предельно ясное – двусмысленным, давно известное – туманным, мистически-закрученным и маловразумительным. Слова лишаются предметно-смыслового содержания или подменяются произвольными сочетаниями звуков.
Заумность – подруга демонстративности. Она не печалится пренебрежением разумных людей. Дураков намного больше. На них и расчет. Глупость и тупость с благоговением вслушиваются в заумную речь. Этот феномен блестяще описал Василий Шукшин в рассказе «Срезал».
К старухе Агафье Журавлёвой приехал сын с женой и дочкой. Оба кандидаты наук, дочь — школьница. Вечером же у Глеба Капустина на крыльце собрались мужики. Как-то так получилось, что из их деревни много вышло знатных людей — полковник, два лётчика, врач, корреспондент. И так повелось, что, когда знатные приезжали в деревню и в избе набивался вечером народ, приходил Глеб Капустин и срезал знатного гостя. И вот теперь приехал кандидат Журавлев… Глеб вышел к мужикам на крыльцо, спросил: «Гости к бабке Агафье приехали?» «Кандидаты!» — «Кандидаты? — удивился Глеб. — Ну пошли проведаем кандидатов». Получалось, что мужики ведут Глеба, как опытного кулачного бойца. Кандидат Константин Иванович встретил гостей радостно, захлопотал вокруг стола. Расселись. Разговор пошёл дружнее, стали уж забывать про Глеба Капустина… И тут он попёр на кандидата.
— В какой области выявляете себя? Философия? — Можно и так сказать. — И как сейчас философия определяет понятие невесомости? — Почему — сейчас? — Но ведь явление открыто недавно. Натурфилософия определит это так, стратегическая философия — совершенно иначе… — Да нет такой философии — стратегической, — заволновался кандидат. — Вы о чем вообще-то? — Да, но есть диалектика природы, — спокойно, при общем внимании продолжал Глеб. — А природу определяет философия. Поэтому я и спрашиваю, нет ли растерянности среди философов? Кандидат искренне засмеялся. Но засмеялся один и почувствовал неловкость. Позвал жену: «Валя, тут у нас какой-то странный разговор!» — Хорошо, — продолжал Глеб, — а как вы относитесь к проблеме шаманизма? — Да нет такой проблемы! — опять сплеча рубанул кандидат. Теперь засмеялся Глеб. — Ну на нет и суда нет. Проблемы нет, а эти… танцуют, звенят бубенчиками. Да? Но при же-ла-нии их как бы и нет. Верно…
Ещё один вопрос: как вы относитесь к тому, что Луна тоже дело рук разума. Что на ней есть разумные существа. — Ну и что? — спросил кандидат. — А где ваши расчёты естественных траекторий? Как вообще ваша космическая наука сюда может быть приложена? — Вы кого спрашиваете? — Вас, мыслителей. Мы-то ведь не мыслители, у нас зарплата не та. Но если вам интересно, могу поделиться. Я предложил бы начертить на песке схему нашей Солнечной системы, показать, где мы. А потом показать, по каким законам, скажем, я развивался. — Интересно, по каким же? — с иронией спросил кандидат и значительно посмотрел на жену.
Вот это он сделал зря, потому что значительный взгляд был перехвачен. Глеб взмыл ввысь и оттуда ударил по кандидату: — Приглашаете жену посмеяться. Только, может быть, мы сперва научимся хотя бы газеты читать. Кандидатам это тоже бывает полезно… — Послушайте! — Да нет уж, послушали. Имели, так сказать, удовольствие. Поэтому позвольте вам заметить, господин кандидат, что кандидатство — это не костюм, который купил — и раз и навсегда. И даже костюм время от времени надо чистить. А уж кандидатство-то тем более… поддерживать надо. На кандидата было неловко смотреть, он явно растерялся. Мужики отводили глаза. — Нас, конечно, можно удивить, подкатить к дому на такси, вытащить из багажника пять чемоданов… Но… если приезжаете в этот народ, то подготовленней надо быть. Собранней. Скромнее. — Да в чем же наша нескромность? — не выдержала жена кандидата. — А вот когда одни останетесь, подумайте хорошенько. До свидания. Приятно провести отпуск… среди народа! Глеб усмехнулся и не торопясь вышел из избы. Он не слышал, как потом мужики, расходясь от кандидата, говорили: «Оттянул он его!.. Дошлый, собака. Откуда он про Луну-то знает?.. Срезал». В голосе мужиков даже как бы жалость к кандидатам, сочувствие. Глеб же Капустин по-прежнему удивлял. Изумлял. Восхищал даже. Хоть любви тут не было. Глеб жесток, а жестокость никто, никогда, нигде не любил ещё.
Заумность – кавалерийский наскок на разум окружающих. У людей плавятся извилины и шарики за ролики заскакивают, когда они слышат: «Всё быть может, лишь быть того не может, чего не может быть. Пусть будет так, как будет, ведь как-нибудь да будет, ведь никогда так не было, чтоб не было никак! Так-то оно так, ежели кое-что, но тем не менее ,однако не что иное как вообще!» . Или ещё хуже: «С точки зpения банальной эpудиции каждый индивидуум, кpитически мотивиpующий абстpакцию, не может игноpиpовать кpитеpии утопического субьективизма, концептуально интеpпpетиpуя общепpинятые дефанизиpующие поляpизатоpы, поэтому консенсус, достигнутый диалектической матеpиальной классификацией всеобщих мотиваций в паpадогматических связях пpедикатов, pешает пpоблему усовеpшенствования фоpмиpующих геотpансплантационных квазипузлистатов всех кинетически коpеллиpующих аспектов».
Простую пословицу «цыплят по осени считают», заумность преподнесет, как: «Влияние сезонно-погодных условий на процесс бухгалтерского учета пернатых», а «носить воду в решете», как: «Проблемы транспортировки жидкостей в сосудах с переменной структурой плотности».
Когда заумность начинает философствовать, становится совсем невмоготу: «Необходимость и движущее начало диалектического процесса заключается в самом понятии абсолютного. Как таковое, оно не может относиться просто отрицательно к своему противоположному (не абсолютному, конечному); оно должно заключать его в самом себе, так как иначе, если б оно имело его вне себя, то оно им ограничивалось бы, — конечное было бы самостоятельным пределом абсолютного, которое таким образом само превратилось бы в конечное. Следовательно, истинный характер абсолютного выражается в его самоотрицании, в положении им своего противоположного или другого, а это другое, как полагаемое самим абсолютным, есть его собственное отражение, и в этом своем внебытии или инобытии абсолютное находит само себя и возвращается к себе как осуществленное единство себя и своего другого. А так как абсолютное есть то, что есть во всем, то этот же самый процесс есть закон всякой действительности. Скрытая во всем сила абсолютной истины расторгает ограниченность частных определений, выводит их из их косности, заставляет переходить одно в другое и возвращаться к себе в новой, более истинной и свободной форме. В этом всепроникающем и всеобразующем движении весь смысл и вся истина существующего — живая связь, внутренне соединяющая все части физического и духовного мира между собой и с абсолютным, которое вне этой связи, как что-нибудь отдельное, и не существует вовсе».
Для того чтобы стать начинающим заумным гением достаточно выучить золотой минимум, предложенный Юрием Поляковым в романе «Козленок в молоке» и к месту подставлять нужные слова: 1. Вестимо; 2. Обоюдно; 3. Ментально; 4. Амбивалентно; 5. Трансцендентально; 6. Говно; 7. Скорее да, чем нет; 8. Скорее нет, чем да; 9. Вы меня об этом спрашиваете?; 10. Отнюдь; 11. Гении – волы; 12. Не варите козленка в молоке матери его!
Когда у полуграмотного Витька Акашина берут интервью на телевидении, он вполне достойно играет роль заумного гения: «– Итак, первый вопрос, Виктор: почему вы не расстаетесь с этим кубиком Рубика? – Это… э-э-э… это я ищу культурный код эпохи… Я облегченно вздохнул, точно тренер боксера, удачно ушедшего от первого удара соперника-мордоворота. Здорово я его все-таки вымуштровал: даже подсказывать не пришлось. – Ну и как, удается? – чуть насмешливо спросила Стелла. … . Я показал Витьку правый указательный палец, точно пригрозил. – Амбивалентно! – четко отреагировал он, и Стелла, уже начавшая беспокоиться из-за паузы тоже, облегченно вздохнула. – Это помогает вам в творчестве? – уже серьезно спросила она. То-то же! И я показал большой палец левой руки. – Скорее да, чем нет. – Скажите, Виктор, а писать трудно? – Гении – волы! – глянув на мой левый мизинец, ответил Витек. – Меня всегда страшно интересовало, как писатели находят сюжеты. Как вам вообще пришла в голову мысль сесть за роман? – Трансцендентально! – сообщил Витек согласно моему правому большому.
Я перехватил укоризненный взгляд режиссерши, которая решила, что, выставляя большой палец, я подбадриваю и тем самым отвлекаю молодого гения от работы в эфире. – Я так и думала, – кивнула Стелла. – А когда вы пишете, вы думаете о ваших будущих читателях? – Вестимо, – подтвердил Акашин, сверившись с моим левым мизинцем. – Когда же мы увидим роман напечатанным? Я выставил вперед средний палец левой руки, что, конечно, для непосвященного человека выглядело крайне непристойно, и поймал на себе теперь уже гневный взгляд режиссерши. – Вы меня об этом спрашиваете? – послушно поинтересовался мой воспитанник. – Да, действительно, – согласилась Стелла. – Об этом надо бы спросить наших издателей, которые не торопятся замечать молодые таланты. Или я ошибаюсь? – Скорее нет, чем да! – подтвердил бдительный Витек.
– Ну, раз уж мы заговорили о современной литературе, скажите, кого из современных писателей или поэтов вы цените больше всего? – спросила Стелла и выжидательно посмотрела на Витька. – Я? Э-э-э… – затосковал он и беспомощно глянул в мою сторону. Я подсказывающе ткнул пальцем себя в грудь, но по его испуганному взгляду вдруг понял: он попросту забыл от волнения мою фамилию. Стелла краешком телевизионно улыбающегося рта что-то шепнула Витьку. Я же, беззвучно артикулируя, старался ему напомнить, как меня зовут. Пауза затягивалась. Крашеная режиссерша показала мне острый кулачок. – А я догадываюсь, кого вы цените больше всего, – нервно кокетничая, пошла на выручку Стелла. – Телезрители знают его по передаче «Гений чистой красоты». Его зовут… – Пушкин… – вдруг выпалил Витек. – Да, – разочарованно вздохнула Стелла. – Пушкин – наш современник. Все мы вышли из шинели Пушкина… – Ментально, – в полном соответствии с инструкцией отреагировал Витек. Для этого мне снова пришлось выставить средний палец, но теперь уже правой руки. Во второй раз увидав этот неприличный жест, режиссерша не выдержала и решительно двинулась ко мне, чему я, к величайшему моему сожалению, в тот момент не придал особого значения. Стелла кивнула и покосилась на часы, светившиеся на экране одного из мониторов: до конца прямого эфира оставалось меньше трех минут. И тут ей, как каждой ведущей, под занавес захотелось задать какой-нибудь оригинальный, нетрадиционный вопрос, разумеется, заранее согласованный с руководством. Хотя если учесть, что два дня они не подходили к телефону, тут, возможно, имела место импровизация личного свойства.
– Скажите, Виктор, – игриво спросила она, – какое место в жизни писателя занимают женщины? – Не вари козленка в молоке матери его! – буркнул Витек, даже не дожидаясь моей подсказки. Лицо Стеллы вытянулось от неожиданности. Здорово! Так ее, выпендрежницу! Молодец, Витек! – Что ж, Виктор, будем надеяться, что скоро ваш роман увидит свет и продемонстрирует неисчерпаемые возможности метода социалистического реализма!»
Петр Ковалев
Другие статьи автора: https://www.podskazki.info/karta-statej/