Беспощадность как качество личности – неспособность прощать, проявлять милосердие; склонность не испытывать чувство жалости, сострадания, не знать снисхождения, проявлять суровость, непримиримость.
«Если увидишь гадину, не раздумывай о том, что отец ее был гадом, а мать — гадиной, что всю жизнь обращались с нею гадко и что вокруг себя она видела преимущественно гадов, а просто раздави ее. Если сможешь…», — ещё в юношестве я услышал эти слова, и они поразили меня сокрушающей энергией беспощадности.
Человек с таким проявленным качеством личности может иметь садистские наклонности, но в большинстве случаев в основе этого порока лежит лишь холодный расчет. Если в проявлении беспощадности перевешивает садизм, ее обладатель испытывает бурю эмоций – гнев, ярость, негодование, удовольствие и даже радость. Но обычно приверженец данного качества личности принимает беспощадные решения с холодной головой, спокойным сердцем, прекрасным настроением, руководствуясь только голосом разума. Затруднительно ответить, какой из вариантов хуже, но если садистскую составляющую беспощадности ещё можно умаслить подхалимажем, лестью, кротостью или покорностью, то беспощадность холодного бесчеловечного разума не усмирит ни волшебник, ни самый искусный дрессировщик, ни маститый знаток человеческих душ.
Геринг любил повторять слова немецкого поэта, драматурга и национал-социалиста Ганса Иоста: «Когда я слышу слово «культура», я хватаюсь за пистолет». Беспощадность вздрагивает от слова милость и хватается за топор, меч, словом за всё, что способно чинить расправу, нести жертве неотвратимую смерть. Когда её просят о снисхождении, она относится к этому с таким же негодованием, недоумением и непониманием, как вы бы отнеслись к просящему милостыню, пышущему здоровьем и силой молодому человеку. Для беспощадности проявление снисхождения знак слабости, удар по собственному эго, реальная боль в уме, разуме и чувствах. Зачастую она и себе не дает пощады и ни малейшей поблажки, поэтому ей и в голову не приходит проявлять милосердие к другим людям.
Поэт — фронтовик Семён Гудзенко, у которого в жизни ничего не было, кроме войны, в свои неполные 20 лет писал стихи, задыхаясь от любви к своему народу и беспощадности к врагу. Всё его поколение пошло под нож. Из каждой сотни пареньков 1922–1924 годов рождения в живых остались единицы – «у погодков моих ни стихов, ни любви, ни покоя». Семёну Гудзенко посчастливилось, оказался среди этих самых «единиц». Смерть настигла его только в начале 1953 года. Но — настигла. В стихах «Мое поколение» есть такие беспощадные строки: «Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели. Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом чисты. На живых порыжели от кроки и глины шинели, на могилах у мертвых расцвели голубые цветы. Расцвели и опали… Проходит четвертая осень. Наши матери плачут и ровесницы молча грустят. Мы не знали любви, не изведали счастья ремёсел, нам досталась на долю нелегкая участь солдат». Из его фронтовых записей: «… Ранен в живот. На минуту теряю сознание. Упал. Больше всего боялся раны в живот. Пусть бы в руку, ногу, плечо. Ходить не могу. Бабарыка перевязал. Рана — аж видно нутро. Везут на санях. Потом доехали до Козельска. Там валялся в соломе и вшах…» Юный поэт писал жестокую правду войны, пытаясь в самом себе совместить несовместимое – любовь и беспощадность.
Беспощадность враг незавершённости. Американские адвокаты использовали в своей практике такой эффектный психологический прием – вставляли в сигару проволочный стержень и во время выступления прокурора закуривали, находясь в непосредственной близости от присяжных. Пепел накапливался, но не падал. Присяжные напрочь забывали о существовании прокурора, слова его уходили в пространство, не затрагивая их ума и чувств. Они его просто не слышали, всё внимание было сосредоточено на сигаре – когда же упадёт пепел? Когда прокурор заканчивал речь, убеждённый, что произвёл на присяжных неизгладимое впечатление, адвокат незаметно стряхивал пепел вместе с вынутым стерженьком и выходил к уже удовлетворённым завершённостью эпизода присяжным.
Беспощадность, подобно этим присяжным, раздражается даже от мысли о не окончательности, незавершённости намеченного сценария, любой казус, нарушивший ее планы, вызывает ярость и бешенство. В известной дилемме — «Казнить нельзя помиловать», беспощадность всегда точно знает, где нужно поставить запятую. Как птице для полёта нужны крылья, так ей необходимы для счастливой жизни – однозначность, ясность, окончательность решений, неотвратимость расправы и незыблемость установлений, иначе она будет в тоске и печали.
Приступая к казни, беспощадность чувствует свою правоту, убеждена, что она вершит справедливый суд, что через неё осуществляется воля небес. Для этого нужно, чтобы жертва «созналась» в своих злых умыслах, испытывала чувство вины. Беспощадность без осознания вины жертвы, всё равно, что брачная ночь без невесты. Нет вины – нет и сладострастного чувства от проявленной беспощадности. Без вины она превращается в пошлую жестокость и гнусный садизм.
Беспощадность как злокачественная злость, была присуща многим монархам. Проспер Мериме в «Хронике времен Карла IX» пишет, как он, вооружившись длинной аркебузой, беспощадно подстреливал из дворцового окна, как дичь, бедных прохожих. Это вам не наша Анна Иоанновна, любившая постреливать из дворцовых окон ворон. Наш вечно кающийся Иван Грозный в сравнении с не думающим каяться, с Чикатилой XVI века — Генрихом VIII – невинный младенец. Один сделал себе, выражаясь современным языком, рекламу, а второго на Западе считают образцом благочестия и благородства, несмотря на леденящую сердце беспощадность его поступков. Иван Грозный, заточая жен в монастыри, хотя бы не лишал их жизни. Не в пример ему Генрих Восьмой избавлялся от приевшихся легитимных спутниц жизни одним испытанным методом – казнью.
Инициировав принятие законов об ограждениях, согласно которым общинные земли – пастбища и леса – возросли в цене, как объекты для разведения овец, получения от них шерсти для производства сукна, он создал условия для массового нищенства и бродяжничества. «Овцы сожрали людей!» – писал об ограждениях Томас Мор – наставник короля, которого «благостный» ученик приговорил к сожжению на костре, но затем «проявил милость», поменяв мучительную казнь через сожжение отсечением головы. Лишенные жилищ и средств к существованию фермеры числились бродягами – аморальными людьми, которые не хотят работать. В законах Генриха VIII сказано максимально ясно: «милостыню соизволяем собирать только стареньким и убогим нищим, другие же, к труду применимые бродяги подлежат бичеванию, с принесением клятвенного обязательства возвращения на родину и занятия трудом, пойманный во 2-ой раз бродяга подлежит бичеванию с отрезанием уха, пойманный в 3-ий раз – казниться как преступник». Иван Грозный со своей опричниной посчитал бы такие аморальные, безжалостные законы «беспределом». В конечном итоге по законам Генриха VIII только за «бродяжничество» было повешено 72 тысячи насильно согнанных с земли фермеров. Это две трети населения тогдашнего стотысячного Лондона!
Во времена Ивана Грозного в Англии правила королева Елизавета или, как ее называют «добрая королева Бесс», «королева-дева», на ней ещё хотел жениться русский царь, но сомнительный комплимент – выходи за меня замуж, а то «пребываешь в своем девическом чину как есть пошлая девица» отбил у неё навсегда всю охоту к замужеству. «Добрая» и «благочестивая» королева — одобряла пиратство, поддерживала пирата Фрэнсиса Дрейка. Как свидетельствует энциклопедический словарь Гранта, за годы правления Елизаветы в Великобритании было казнено 89 (!) тысяч человек. Королева за один год казнила больше людей, чем вся инквизиция за три столетия!
Петр Ковалев 2013 год
Другие статьи автора: https://www.podskazki.info/karta-statej/