Блажь как качество личности – склонность к нелепым причудам, болезненному своенравию, дури, безобразию, к своенравному, сумасбродному, взбалмошному поведению.
Придворный шут, проходя по королевским покоям, увидел, что король заходит голый в ванную комнату. Какая-то блажь ударила шуту в голову, он тихонько подкрался к королю и поцеловал его в зад. Король завопил. Примчалась стража и скрутила шута. Тут король и говорит: — Шут, ты будешь немедленно казнен, если сейчас же не придумаешь оправдание, еще более наглое, чем то, что ты сделал! Шут тут же ответил: — Простите, ваше величество, мне показалось, что это королева!
Если в уме шабаш, гуляет прихоть и блажь. Когда блажь втемяшивается в голову, а сторож (разум) спит, человеком начинает руководить сила вожделения. Ненасытные чувство рождают желания кем-то или чем-то обладать. Ложное эго в этом напрямую заинтересовано, ибо оно отождествляет себя со всем, что находится в собственности человека, то есть в его – эго, собственности. И что мы имеем в сухом остатке? Спящий разум, с одной стороны, и возбужденное ложное эго, расхлестанные чувства, вожделенный ум, с другой. Силы явно не равные. Человек погружается в блажь.
Если разум чувствам не страж, в голове будет хаос и блажь. Блажить – с разумом не дружить. Блажь – свидетельство капитуляции разума перед шабашем разгулявшихся чувств и хаотичного ума. Человек, знающий не понаслышке что такое самоконтроль, ответственность, самодисциплина, расправится с блажью, как повар с котлетой. Другое дело, когда в хозяйстве сознания бесчинствуют эмоции и чувства. Тогда человек превращается в механизм, генерирующий нелепые причуды, дурь и всяческое безобразие. Словом, если разум — муляж, желанья толкнут на блажь.
Когда глупец впадает в раж, им верховодит дурь и блажь. Блажь может стать следствием косности, прямолинейности и закостенелости разума. Этот феномен особенно характерен для мужчин. Мужской разум консервативен и не доверчив. Каждый мужчина, как правило, считает, что он знает, как жить правильно и поэтому косо смотрит на всяческие идеологические перемены в своём сознании. Но если уже что-то влезет ему в голову, переубедить упрямца будет чрезвычайно трудно. Всяческие лобовые атаки вызовут только ответное сопротивление. Николай Некрасов в поэме «Кому на Руси жить хорошо» подметил эту особенность:
Мужик что бык: втемяшится
В башку какая блажь —
Колом ее оттудова
Не выбьешь: упираются,
Всяк на своем стоит!
Блажь – подруга странности. Странность как качество личности – склонность своим необычным, трудно объяснимым поведением либо взглядами вызывать у окружающих недоумение. Странность в купе с блажью дает крайне интересное сочетание.
У художника Константина Коровина был чемодан, в котором он собирал всякие мелкие вещи, они для него много значили в жизни. В нём находилась масса старых, уже не нужных хозяину предметов. Там можно было обнаружить месяц назад вскрытую металлическую банку от сардин, с давно засохшей где-нибудь с краю рыбкой, стальные струны от скрипки, курительные трубки, сломанную удочку, всевозможные тюбики с красками, очки и прочую мелочь. Однако стоило кому-нибудь из гостей случайно передвинуть какой-нибудь из этих ненужных предметов, как Коровин выходил из себя и с возмущением отчитывал провинившегося: — Не устраивайте хаоса в моей жизни!
Для своих учеников Коровин ставил модель для рисования необычным образом. Руки надо было прятать за спиной или надевать на них варежки, а на ноги – чулки. Коровина спрашивали: — Зачем это нужно? Он отвечал: — А чтобы пальчики не пересчитывали!
Петр III, муж Екатерины II обладал весьма необычной странностью, за которую, некоторые историки причисляют его сексуальную ориентацию к нетрадиционной. Дело в том, что Петр III не мог достичь эрекции до тех пор, пока его жена не надевала мужскую военную форму, причем не любую, а именно вражескую, то есть (для того времени), форму немецкого солдата.
Если бы блажь захотела воплотиться, ее б вполне удовлетворил образ Павла I (1754–1801), которого представляли шутом на троне. Сохранилось немало анекдотов о его блажи, нелепых распоряжениях. Хотя шутовства он не терпел, был вспыльчивым и взбалмошным – большим чудаком и оригиналом. В отличие от римских императоров, обезумивших от неограниченной власти по молодости лет, блажь Павла Петровича была, отчасти, следствием его позднего воцарения на троне. Властная, умная, деловая, любвеобильная (по отношению к своим фаворитам) Екатерина II холодно относилась к своему сыну, отца которого, Петра III, убили по ее решению.
42 года Павел жил в тени своей величественной матери, отстраненный от власти, опутанный сетями интриг и сплетен, опасаясь шпионов и предателей. В детстве он не выказывал дурных наклонностей. Образование он получил неплохое, был начитан, грезил романтикой рыцарства и в европейских домах, которые посещал во время путешествий, слыл русским принцем Гамлетом. В Брюсселе он, великий князь, рассказал своим собеседникам о загадочном происшествии с ним в Петербурге. Ночью он в сопровождении двух слуг и князя Куракина вышел пройтись по улицам в лунном свете. Возле него слева появился закутанный в плащ незнакомец, от которого веяло холодом; его не видели спутники Павла. Через некоторое время незнакомец глухо и грустно произнес: – Павел, бедный Павел, бедный князь! – Кто ты, что желаешь? – Бедный Павел! Кто я? Я тот, кто принимает участие. Чего я желаю? Я желаю, чтобы ты не особенно привязывался к этому миру, потому что ты не останешься в нем долго. Живи, как следует, если желаешь умереть спокойно, и не призирай укоров совести: это величайшая мука для великой души. Когда они прошли к площади невдалеке от здания Сената, незнакомец показал на одно место: – Павел, прощай. Ты меня снова увидишь здесь и еще в другом месте. Только теперь Павел, рассмотрев его лицо, понял, что это – его прадед Петр Великий. А на указанном месте Екатерина II решила воздвигнуть памятник Петру I.
Было ли это наяву или привиделось нервному великому князю? Куракин уверял, что это был сон. А Павлу нравилось пребывать в образе принца Гамлета, которому суждено отомстить за смерть отца и за свои мнимые и реальные унижения. Однажды за обедом у государыни Екатерины при общем оживленном споре Павел Петрович отмалчивался. Мать, желая вовлечь его в разговор, спросила, какого мнения он придерживается. – Я согласен с графом Зубовым, – ответил он. – А разве я сказал какую-то глупость? – сострил Зубов.
Как только умерла его мать в 1796 году, взойдя на престол, Павел I принялся за радикальные реформы. Обычно считается, что делал он их из ненависти к матери, желая наконец-то поступать ей наперекор. Однако причины были не столь глупы. Царствование Екатерины II было не только славным, но и расточительным (ее многочисленные фавориты и их приспешники нещадно обкрадывали казну), тяжким для крестьян, что выразилось в восстании под предводительством Емельяна Пугачева.Беда была лишь в том, что слишком многие реформы императора были непродуманными, непоследовательными, а то и нелепыми. Он мог проявлять ум и благородство, но чаще отдавал сумасбродные распоряжения, был груб, гневлив и заносчив. Желая уравнивать в правах все сословия, ввел телесные наказания для дворян. Порой офицеров пороли на глазах солдат.
«Что сделали якобинцы в отношении к республикам, – писал Н.М. Карамзин, – то Павел сделал в отношении к самодержавию: заставил ненавидеть злоупотребления оного… Он хотел быть Иоанном IV; но россияне уже имели Екатерину II, знали, что государь не менее подданных должен исполнять свои святые обязанности, коих нарушение… низвергает народ со степени гражданственности в хаос частного естественного права».
С годами он становился все более мрачным, подозрительным, деспотичным. На него особенно сильно подействовала революция во Франции. Ему стали повсюду мерещиться якобинцы, ниспровергатели тронов и царей. Идеалом императора Павел I считал Фридриха Великого, а прусскую армию – лучшей в мире. Под этот образец он стал перекраивать и муштровать русских солдат и офицеров.
Александр Суворов отозвался на эти новшества, по своему обыкновению, не в бровь, а в глаз: «Я, милостью Божиею, баталий не проигрывал. Русские пруссаков всегда бивали, что же тут перенять». «Пудра не порох, букли не пушки, коса не тесак, я не немец, а природный русак». За эти слова он был разжалован и отправлен в ссылку. Суворов говаривал, что у него семь ран, из коих две получены на войне, а пять – при дворе. Ему горько было наблюдать, как император возвышает никчемных людей. По странной блажи, например, Павел I назначил своего лакея Кутайсова обер-шталмейстером, сделав графом. Когда Суворов с Кутайсовым однажды шли по коридору Зимнего дворца, им навстречу попался истопник. Суворов стал кланяться ему в пояс.
– Что вы делаете, князь, – сказал Кутайсов. – Это же истопник. – Помилуй Бог, – отвечал Суворов, – ты граф, а при милости царской и не узнаешь, каким этот будет вельможей. Надобно его задобрить наперед.
…Блажь и причуды Павла I были многочисленны и, подчас, нелепы. Вот что писал Н.И. Греч в «Записках о моей жизни»: «Жесточайшую войну объявил император круглым шляпам, оставив их только при крестьянском и купеческом костюме. И дети носили треугольные шляпы, косы, пукли, башмаки с пряжками. Это, конечно, безделицы, но они терзали и раздражали людей больше всякого притеснения. Обременительно еще было предписание едущим в карете, при встрече особ императорской фамилии, останавливаться и выходить из кареты. Частенько дамы принуждены были ступать прямо в грязь. В случае неисполнения, карету и лошадей отбирали в казну, а лакеев, кучеров, форейторов, наказав телесно, отдавали в солдаты. К стыду тогдашних придворных и сановников, должно признать, что они при исполнении, не смягчали, а усиливали требования и наказания».
Петр Ковалев 2014 год
Другие статьи автора: https://www.podskazki.info/karta-statej/