Щеголь — хвост веретеном.
Щеголь ходит, живот поджав.
Пословицы
Щегольство как качество личности – пристрастие к дорогим, изысканным нарядам; нарочитая демонстрация чего-либо с целью произвести благоприятное впечатление; хвастовство.
Датский писатель Ганс Христиан Андерсен уделял очень мало внимания своей внешности. Он постоянно гулял по улицам Копенгагена в старой шляпе и поношенном плаще. Однажды на улице его остановил один щеголь и спросил: «Скажите, эта жалкая штука у вас на голове называется шляпой?» На что последовал немедленный ответ: «А эта жалкая штука под вашей модной шляпой называется головой?»
Щегольство любит наряжаться. Ничего в этом плохого нет, если бы не излишества, желание похвастаться, покрасоваться, произвести эффект своим шиком, форсом и пышностью. И.С. Тургенев в «Дыму» пишет: «Туалеты дам отличались изысканным щегольством». Лесков в «Детских годах» не прошел мимо щегольства: «Подчиняясь своей страсти к щегольству, он в Москве купил у какого-то своего земляка венгерку с шнурами».
Словом, щегольство не может жить без рисовки, как японцы и китайцы не могут жить без риса. У К. Станюковича в «Женитьбе Пинегина» читаем: «Юн был… увлекался… а потом, когда кончил университет, так более ради рисовки и в пику пошлякам щеголял крайними взглядами и болтал разный вздор о переустройстве мира».
Дактилоскопия щегольства – хвастание в виде выставления напоказ чего-либо, принадлежащего щеголю. То есть, щегольство – это соревнование в крутизне и разбрасывании понтов.
Щеголять можно не только одеждой, крутой машиной, престижной квартирой, молодой любовницей, но и эрудицией. В. Гёте в «Страданиях юного Вертера» пишет: «Он поспешил мне отрекомендоваться и щегольнул множеством познаний».
Щегольство ради позёрства и красования может совершать одни и те же ошибки. Жена застукала с любовницей, клялся и божился, что это случайно, что больше этого никогда не будет, падал на колени, вымаливая прощение. И что мы видим?
По центру с милой дамою
Иду средь бела дня
И грабли те же самые
Приветствуют меня…
Иногда щегольство как пристрастие к хвастовству проявляется довольно необычно. Эртель в «Гарденинах» пишет: «Кролика [жеребца] совсем не выводили барышникам, Любезного же выводили ради особого щегольства, и притом очень крупным барышникам, известным как любители и знатоки».
…На камзоле Ломоносова продрались локти. Повстречавший его придворный щеголь ехидно заметил по этому поводу: – Ученость выглядывает оттуда… – Нисколько, сударь, – немедленно ответил Ломоносов, – глупость заглядывает туда!
Литератор XVIII века Иван Голиков рассказал в своих знаменитых “Анекдотах, касающихся государя императора Петра Великого”: “Один из посланных во Францию богатого отца сын… по возвращении в Петербург, желая показать себя городу, прохаживался по улицам в белых шелковых чулках, в богатом и последней моды платье, засыпанном благовонною пудрою. К несчастию его, встретился он в таком наряде с монархом, ехавшим на работы Адмиралтейские в одноколке. Его величество, подозвав его к себе, начал с ним разговор о французских модах, об образе жизни парижцев, о его тамошнем упражнении и т. д. Щеголь сей должен был на все это отвечать, идя у колеса одноколки, и монарх не прежде отпустил его от себя, пока не увидел всего его обрызганного и замаранного грязью”.
Петр Великий крайне отрицательно относился к щегольству подданных. Писатель Лев Бердников рассказывает: «Путешествие Великого Посольства в Европу в 1697–1698 годах интересно, в частности, и тем, что московские дипломаты, щеголявшие поначалу в своих пышных боярских одеждах, экзотических для европейцев, в январе 1698 года надели, наконец, европейское платье. Событие это стало знаковым в русской культуре. После возвращения Посольства в Москву, 12 февраля 1699 года состоялась известная “баталия” Петра I с долгополым и широкорукавным платьем. Произошло это на шуточном освящении Лефортовского дворца, куда многочисленные гости явились в традиционной русской одежде: в ярких зипунах, на которых сверху были надеты кафтаны с длинными рукавами, стянутыми у запястья зарукавьями. Поверх кафтана красовался ферязь – широкое и длинное бархатное платье, застёгнутое на множество пуговиц. Наряд завершала шуба с высокой тульей. Очевидец, наблюдавший за царём в этот день, сообщал, что он взял ножницы и стал укорачивать гостям рукава, приговаривая: “Это – помеха, везде надо ждать какого-нибудь приключения, то разобьёшь стекло, то по небрежности попадёшь в похлёбку; а из этого (царь показывал отрезанные куски материи) можешь сшить себе сапоги.” Вскоре подданные уже “щеголяли по примеру царя-батюшки в коротких и удобных кафтанах европейского покроя, причём суконных, а не роскошных, как раньше».
В 1720-е гг. XVIII века в Санкт-Петербурге был оглашён следующий указ монарха: “Нами замечено, что на Невском проспекте и в ассамблеях НЕДОРОСЛИ отцов именитых, как-то: князей, графов и баронов, в нарушение этикету и регламенту штиля в гишпанских камзолах и панталонах щеголяют предерзко: Господину Полицмейстеру САНКТ-ПЕТЕРБУРГА УКАЗАНО: иных щеголей с отменным рвением великим вылавливать, свозить в литейную часть и бить батогами, пока от гишпанских панталон и камзолов зело похабный вид не останется. На звание и именитость отцов не взирать, а также не обращать никакого внимания на вопли наказуемых”».
Владимир Иванович Даль собрал ряд пословиц о щегольстве:
Худая слава, что без кафтана Савва.
Сапог не ломает, чулок не марает (щеголь).
Суббота дольше воскресенья (или: пятница субботы, говорят, напр., если из-под платья видна юбка).
Фата коноватна, а голь перекатка.
Деньжонок-то намале, да руки в кармане.
Шапочка с ушами, молодчик с кудрями.
Дома — щи без круп; в людях — шапка в рубль.
Гол, да в шляпе, — тот же шляхта.
В брюхе солома, а шапка с заломом.
На брюхе шелк, а в брюхе-то щелк.
В брюхе хоть щелк, да на брюхе шелк.
И толста и пестра, а рыло свиное.
Пуст карман, да синь кафтан (щеголь).
Хоть дурен, да фигурен. Каков ни есть, а в синем.
Ненадолго шуту хохол: ходя стрясет.
Утка в юбке, курочка в сапожках, селезен…