Озорство как качество личности – склонность проявлять чрезмерно задорное поведение, самовольничание, нарушать общепринятые нормы поведения.
Современное понимание озорства куда ближе к шалости и баловству, нежели к организации «цветных» революций, серьезному нарушению общественного порядка и хулиганству. А ведь в былые времена бунтовщиков и революционеров называли озорниками. «Словарь русского языка XI-XVII вв.» в статье «Озорство» дает пример из источника 1670 года: «Стенька Разин съ товарыщи всякое озорство чинили». В другом источнике того же времени говорится: «А таковых, государь, озорников в Павловском никто не запомнит: приставов бранят матеры и обухами бить хотят и не слушают». Современного читателя может удивлять факт, что все слова с общей основой «озор», приводящиеся в этом словаре (озорник, озорство, озорной, озорничать), употреблены исключительно с отрицательной оценкой: Озорник – это «злостный» нарушитель порядка, глагол озорничать обозначает не что иное как безобразничать, бесчинствовать и т.п. Никакой связи с шалуном, баловником или проказником, никакой безобидности, лишь криминалитет.
Декриминализация озорства произошла в последние два века. Озорство стало чаще появляться в обществе шалости, баловства, словом, в жизнерадостной оппозиции дисциплине и условностям. Женщина легкого поведения представлялась как озорница и проказница. Озорство и Зло потеснились, уступив место озорству в компании с подшучиванием, подтруниванием и розыгрышем близких, друзей и окружающих. Типичной реакцией на озорство становится снисходительная эмпатия и реже возмущение, раздражение и осуждение. Озорство становится поводом для веселья. Не причиняя вреда ничему, кроме устаревших условностей и предписаний, оно становится щекоткой для людей с чувством юмора и царапанием для зануд, нытиков и негативистов.
Озорство далеко не детская прерогатива поведения. Взрослым также присуща пытливость ума – желание разобраться, как это работает, из чего сделано и что у него внутри. В антракте оперного спектакля один театрал внимательно стал изучать театральные огнетушители у запасного выхода. Очень удивился, что в таком театре висят заржавелые огнетушители с просроченным сроком давности. «Не порядок», — сказал себе «озорник», — нужно проверить», — и, как это и свойственно озорству, не думая произвёл все необходимые манипуляции. Ну как можно верить нашим товаропроизводителям? Как всегда перестраховались. Оказывается, все работает, как кремлевские часы. Злосчастный огнетушитель, подобно вулкану, изверг из себя фонтан пены, что произвело ошарашивающее впечатление на любителей «Севильского цирюльника». Почему-то вместо слова «озорник» пенная публика кричала «Хулиган»? К счастью, полиция понимает различие между преступлением и поисковыми экспериментами озорства. Озорника просто заставили собственноручно ликвидировать последствия озорства.
Если уж говорить о человеке с ярко проявленным озорством, нельзя не вспомнить А. И. Куприна. Никогда не покидала его мальчишеская озорная любовь к проделкам и дурачествам всякого рода. Вспоминает Корней Чуковский: «Помню, он объявил себя гипнотизером и медиумом и устроил на квартире у писателя Алексея Ивановича Свирского «астрально-спиритический сеанс». Оказалось, что ему ничего не стоит вызвать по желанию публики душу любого покойника: Наполеона, Екатерины Второй, Тургенева, Скобелева, Марии Стюарт, вплоть до министра Плеве, недавно убитого эсеровской бомбой. Душам покойников задавались вопросы. Большинство ответов усердно отстукивалось ножками большого стола, но иные из обитателей загробного мира предпочитали отвечать во весь голос. На сеансе присутствовал критик Аким Волынский. Он пожелал побеседовать с духом немецкого философа Лессинга. Его желание было исполнено, но Лессинг, кроме одного-единственного слова «унзер», не мог произнести по-немецки ни звука. Зато поэт Надсон, вызванный по требованию его верной подруги, известной переводчицы Марии Валентиновны Ватсон, оказался так словоохотлив, что в конце концов даже охрип. То есть охрип, собственно, не он, а Маныч, который был тайным соучастником Александра Ивановича и произносил в темноте то дискантом, то густым баритоном все речи именитых мертвецов. Сеанс был оборудован так ловко, что присутствовавшая на нем поэтесса Изабелла Гриневская громко оповестила всех нас, что с этого времени она твердо уверовала в бессмертие человеческих душ».
Однажды Куприн в Петербурге, в кабачке увидел худосочного субъекта, с виду такого безобидного и жалкого. Он был смотрителем одесской тюрьмы, ярый черносотенец, погромщик. Куприну показали его где-то в Крыму. Разговорились. Смотритель решил жениться на столичной даме, но мешали и смущали седые волосы. Куприн предложил перекрасить волосы своим чудодейственным лекарством: «Старичок долго отказывался, наконец, махнул крохотной ручкой: — Ладно, согласен… попробуем! — Да что тут пробовать! — возразил Александр Иванович Куприн.- Дело верное. На себе испытал. Александр Иванович поставил на стол небольшую жестянку и вскрыл ее перочинным ножом. В жестянке оказалась пахучая жирная зеленая краска.
Старичок был пьян, но не очень. Было в нем что-то противное: мешки под глазами, тараканьи усы. — Ну, господи благослови! — сказал Куприн и, сунув в жестянку малярную кисть, мазнул ею по седой голове старичка. Старичок ужаснулся: — Зеленая! — Ничего! Через час почернеет! Капли краски так и застучали дождем по газетным листам, которыми старичок был прикрыт как салфетками, чтобы не испачкался его новый костюм. Вскоре его седая щетина стала зеленой, как весенний салат. Он выпил еще одну рюмку, хихикнул и блаженно уснул. Спал он долго — часа два или три. К ночи он проснулся с мучительным воплем. Краска стала сохнуть. Кожа на его крохотном темени стягивалась все сильнее. Старичок заметался по комнате. Потом он подбежал к зеркалу и горько захныкал: голова осталась такой же зеленой. — Ничего, ничего, потерпите! Еще десять-пятнадцать минут… Я сбежал вниз к парикмахеру Ионе Адольфовичу (парикмахерская была тут же, при гостинице) и упросил его отправиться со мною в 121-й номер, чтобы спасти старичка. Но волосы несчастного склеились от масляной краски и стали жесткими, как железная проволока. Иона взглянул на них и свистнул: — Какая мне радость ломать себе бритву! Он нисколько не удивился, что волосы старичка изумрудные. Он работал при этой гостинице несколько лет и хорошо знал привычки ее обитателей: гостиница была писательским подворьем. Лишь после того как краска с головы была смыта при помощи керосина и ваты, можно было, и то с величайшим трудом, избавить старичка от зеленых волос. — Эх, поторопились! — с упреком сказал Александр Иванович.- Потерпели бы десять минут, и были бы жгучий брюнет. Ведь эта краска специальная: голландская! Старичок ничего не ответил. С ним случилась новая беда. Когда его голова стала голой, оказалось, что вся она в пятнах. Сколько ни терли ее керосином, пятна не хотели смываться. — Ну что ж! — сказал Куприн.- Поздравляю! Настоящий глобус. Австралия! Новая Гвинея! Италия! Старичок буркнул ему что-то сердитое, нахлобучил шляпчонку и убежал как ошпаренный. — Сволочь! — выразительно сказал о нем Александр Иванович.- Полицейская гнида! И какого черта вы пожалели его! Он у меня так и остался бы навеки зелененький!»
Петр Ковалев
Другие статьи автора: https://www.podskazki.info/karta-statej/