Неограниченная власть в руках ограниченных людей всегда приводит к жестокости.
А. Солженицын. Архипелаг Гулаг
Бесконтрольная власть развращает людей.
Этель Лилиан Войнич. Овод
Авторитарность как качество личности – стремление стать единоличным лидером и максимально подчинить своему влиянию партнеров по взаимодействию и общению, организовать вокруг себя четкую иерархическую структуру, основанную на строгом выполнении его требований и приказов.
Однажды Конфуций проезжал неподалёку от горы. Какая-то женщина в голос рыдала над могилой. Склонившись в знак почтения на передок колесницы, Конфуций слушал её рыдания. А затем послал к женщине своего ученика, и тот спросил её: — Вы так убиваетесь — похоже, что скорбите не впервой? — Так оно и есть, — ответила женщина. — Когда-то от когтей тигра погиб мой свёкор. После от них же погиб мой муж. А теперь вот от них погиб мой сын. — Отчего же не покинете эти места? — спросил Конфуций. — Здесь нет жестоких властей, — ответила женщина. — Запомни это, ученик, — сказал Конфуций. — Жестокая власть — свирепее тигра.
Авторитарность в противоположность демократичности – это монополия власти, максимальное подавление инициативы, использование мер принуждения. Авторитарный лидер стремится активизировать подчиненных административными методами, беря на вооружение железную дисциплину и требовательность, угрозы наказания и Его Величество Страх. Властная и холодная авторитарность превращает людей в пассивных исполнителей. Она уничтожает всякую доброжелательность в коллективе, взаимопонимание и взаимоуважение между лидером и его подчиненными. Как правило, авторитарному лидеру присущи агрессивность, завышенная самооценка и притязательность, стереотипность мышления, стремление к доминированию. Он нетерпим к возражениям и критике. Оказывая всестороннее давление на людей, авторитарность металлическим голосом произносит угрозы и ультиматумы.
Авторитарный начальник или член семьи считает своё мнение абсолютной истиной, аксиомой и, нисколько не сомневаясь, навязывает его внешнему миру: «Как я сказал, и точка». Глубинная причина такого поведения – невротическая компенсация чувства неполноценности. Сильный, уверенный в себе человек не любит принуждение. В его арсенале преобладают убеждение и объяснение. Тяга к доминированию и начальствованию, глухота к инакомыслию заставляют авторитарного человека рваться к власти. Только там он найдет отдушину для проявления своего качества. Достигнув власти, авторитарная личность умеет всех «построить», заставить «шагать в ногу», держать «в кулаке». Типичный путь для авторитарности – получить офицерское звание и дослужиться до полковника или генерала, занять место спортивного тренера, кресло начальника. Если этого не случается, авторитарность отрывается на членах семьи или на собаке.
Когда авторитарный руководитель предъявляет высокие требования к себе, проявляет энергичность, воодушевленность и энтузиазм, такой человек, несмотря на жесткость руководства, вызывает у людей невольное уважение. Видя его дисциплинированность, собранность, высочайшую концентрацию на решении поставленных задач, люди тоже становятся дисциплинированными и не ропщут, что для них установлена планка высоких требований. Негодование и протестные настроения возникают, когда авторитарный руководитель необязателен, неорганизован, расхлябан, нетребователен к себе. Иными словами, авторитарность руководства – это не обязательно жирный минус. Множество эффективных руководителей – авторитарные личности и нередко этим гордятся, поскольку их производство процветает.
Беда авторитарности в том, что она обрушивает на людей систему наказаний, не завоевав предварительно их уважение и сердца. Владимир Тарасов пишет: «Не завоевав сердце, нельзя наказывать. Если сердце не завоевано, значит, вы не входите в центр притяжения подчиненных вам лиц. Приближение к вам для них не ценно. Удаление от вас — не печально, и если вы все же выносите приговор, то это обнаруживает, что вы плохо понимаете происходящее вокруг вас, неадекватно воспринимаете ситуацию. Это только наносит ущерб вашему авторитету. Поскольку непростительно для руководителя. А простительно лишь для безнадежного новичка. Не завоевав сердце, можно наказывать лишь в случае, если нарушен закон, установленный не вами, а вашими предшественниками. Но и здесь заложен риск: ведь и ваши предшественники могли не пользоваться авторитетом. В любом случае надо знать меру. Чрезмерное наказание выглядит как месть слабого человека. Лучшая реакция на нарушение — реакция силы, реакция безразличия: да, я вижу, что вы нарушаете, и к этому вопросу мы, несомненно, вернемся недели через две. Может быть, у вас и есть свои резоны для нарушения, но мы вернемся к этому позже. И уж, конечно, в интонации никакого добродушного оттенка: ах, баловник, ну погодите, уж доберусь до вас! И никакой злобы: я злопамятен, берегитесь! Только безразличие машины, которая, когда основательно разберется, может и наказать. Но может и понять. А может, что менее вероятно, даже простить. Завоевав сердце, нельзя не наказывать. Если не наказывать, подчиненный, побуждаемый естественным желанием приблизиться к центру притяжения, забудет о мере. Он потеряет главное качество подчиненного — готовность выполнить приказ, еще ничего не зная о его содержании. Не наказываемый подчиненный будет стремиться выполнять лишь те приказы, которые способствуют его продвижению в центр, и уклоняться от выполнения иных. Вслед за ним и другие подчиненные будут рыться в ваших приказах, как в дешевых товарах на распродаже, выбирая для выполнения наиболее для себя подходящие. Наказан лишь тот, кто почувствовал себя наказанным, а не тот, кого наказали».
У Гоголя в «Ревизоре» есть персонаж Держиморда, а у Чехова Унтер Пришибеев – типичные носители авторитарности. Держиморда не слишком давал воли кулакам своим; он, для порядка, всем ставит фонари под глазами — и правому и виноватому. Унтер Пришибеев в суде доказывает «справедливость» авторитарности и удивляется, почему судьи не разделяют его мнения: « — Позвольте, вы ведь не урядник, не староста, — разве это ваше дело народ разгонять? — Не его! Не его! — слышатся голоса из разных углов камеры. — Житья от него нету, вашескородие! Пятнадцать лет от него терпим! Как пришел со службы, так с той поры хоть из села беги. Замучил всех! — Именно так, вашескородие! — говорит свидетель староста. — Всем миром жалимся. Жить с ним никак невозможно! С образами ли ходим, свадьба ли, или, положим, случай какой, везде он кричит, шумит, все порядки вводит. Ребятам уши дерет, за бабами подглядывает, чтоб чего не вышло, словно свекор какой… Намеднись по избам ходил, приказывал, чтоб песней не пели и чтоб огней не жгли. Закона, говорит, такого нет, чтоб песни петь. — Погодите, вы еще успеете дать приказание, — говорит мировой, — а теперь пусть Пришибеев продолжает. Продолжайте, Пришибеев! — Слушаю-с! — хрипит унтер. — Вы, высокородие, изволите говорить, не мое это дело народ разгонять… Хорошо-с… А ежели беспорядки? Нешто можно дозволять, чтобы народ безобразил? Где это в законе написано, чтоб народу волю давать? Я не могу дозволять-с. Ежели я не стану их разгонять да взыскивать, то кто же станет? Никто порядков настоящих не знает, во всем селе только я один, можно сказать, ваше высокородие, знаю, как обходиться с людями простого звания, и, ваше высокородие, я могу все понимать…
Я не мужик, я унтер-офицер, отставной каптенармус, в Варшаве служил, в штабе-с, а после того, изволите знать, как в чистую вышел, был в пожарных-с, а после того по слабости болезни ушел из пожарных и два года в мужской классической прогимназии в швейцарах служил… Все порядки знаю-с. А мужик простой человек, он ничего не понимает и должен меня слушать, потому — для его же пользы. . Бывало, в Варшаве или когда в швейцарах был в мужской классической прогимназии, то как заслышу какие неподходящие слова, то гляжу на улицу, не видать ли жандарма: «Поди, говорю, сюда, кавалер», — и все ему докладываю. А тут в деревне кому скажешь?.. Взяло меня зло. Обидно стало, что нынешний народ забылся в своеволии и неповиновении, я размахнулся и… конечно, не то чтобы сильно, а так, правильно, полегоньку, чтоб не смел про ваше высокородие такие слова говорить… За старшину урядник вступился. Я, стало быть, и урядника… И пошло… Погорячился, ваше высокородие, ну, да ведь без того нельзя, чтоб не побить. Ежели глупого человека не побьешь, то на твоей же душе грех. Особливо ежели за дело… ежели беспорядок… -Но поймите, что это не ваше дело! — Чего-с? как же это не мое? Чудно-с… Люди безобразят, и не мое дело! Что ж мне хвалить их, что ли? Они вот жалятся вам, что я песни петь запрещаю… Да что хорошего в песнях-то? Вместо того, чтоб делом каким заниматься, они песни… А еще тоже моду взяли вечера с огнем сидеть. Нужно спать ложиться, а у них разговоры да смехи… — Довольно! — говорит судья и начинает допрашивать свидетелей. Унтер Пришибеев поднимает очки на лоб и с удивлением глядит на мирового, который, очевидно, не на его стороне. Его выпученные глаза блестят, нос становится ярко-красным. Глядит он на мирового, на свидетелей и никак не может понять, отчего это мировой так взволнован и отчего из всех углов камеры слышится то ропот, то сдержанный смех. Непонятен ему и приговор: на месяц под арест! — За что?! — говорит он, разводя в недоумении руками. — По какому закону? И для него ясно, что мир изменился и что жить на свете уже никак невозможно. Мрачные, унылые мысли овладевают им. Но выйдя из камеры и увидев мужиков, которые толпятся и говорят о чем-то, он по привычке, с которой уже совладать не может, вытягивает руки по швам и кричит хриплым, сердитым голосом: — Наррод, расходись! Не толпись! По домам!»
Петр Ковалев 2013 год
Другие статьи автора: https://www.podskazki.info/karta-statej/