Очень криворукий мальчик думает, что его зовут Сашабля.
Анекдот
Когда работаю без настроения, то всё из рук валится.
А когда работаю с огоньком — всё из рук выпадает.
Только когда лежу с бутылкой пива в руках, ничего
страшного не происходит. Наверно, завязывать
надо с работой, чувствую — не моё это.
Размышления криворукого
Неумелый кует — лишь коней портит.
Палец о палец не умеет ударить.
Пословицы
Криворукость как качество личности – склонность крайне плохо выполнять какую-либо работу, быть неумелым, безруким, неуклюжим, недотёпистым и неквалифицированным; получать при этом обидные ярлыки: «корявые руки», «криворукий», «руки-крюки».
Жена «пилит» мужа: — Ничего сделать не можешь, козел криворукий! И зачем я за тебя замуж вышла? — А я что, виноват? В инструкции от Икеи было сказано, что для сборки стола понадобится отвертка. Вот я и купил полторашку водки и апельсиновый сок. Как стол оказался на потолке вместо люстры, я и понятия не имею!
О криворуком человеке в народе говорят: «У него все выходит шиворот-навыворот», «Нырять он умеет, только выныривать не умеет», «Ни купить, ни продать, ни налить, ни подать», «Давался клад, да не умел взять». За какое бы дело ни взялся криворукий неумелец, результат всегда один – корявое, халтурное исполнение работы. Там где криворукость и неумелость, чудесным образом рядом, как тени, появляются неловкость, безграмотность, безрукость и никудышность. Беспомощный, как корова на льду, криворукий неумелец работает так, будто у него, как у правши, обе руки левые.
В некотором царстве, в некотором государстве жила-была царевна Несмеяна. Придворные бессчетное количество раз пытались ее рассмешить, но их тщетные попытки были безуспешны. Как-то привели в ее покои трех пленных и сказали: «Царевна никогда не смеялась. Вы должны рассмешить ее, иначе вас ждет лютая смерть. Мы даем вам два титановых шарика и закрываем в пустой закрытой комнате. Кто рассмешит, тот получит свободу и щедрую награду». Спустя три дня царевна приходит к первому пленному. Тот виртуозно жонглирует шариками и пляшет. Царевна: «Не, это я всё уже видела! Повесьте его!» Приходит царевна ко второму. Тот преспокойненько проглатывает шары, а через некоторое время выплёвывает их обратно. Царевна: «Не, это примитивно, банально и совсем не смешно! Повесьте его!» Наконец, пошла к третьему. Час нет, Два нет. Вдруг выходит: смеется — заливается. Слуги к ней: «Ну как, как он это сделал, как он Вас насмешил???» Царевна: «Ну, дает: полностью закрытая пустая комната, титановые шарики……………….один сломал, другой потерял!!!»
Криворукость – близняшка безрукости.
Криворукость — это корявые руки, растущие с явно не приспособленного для этого места. Корни данного качества личности можно найти в неспособности к концентрации на одном виде жизнедеятельности, в рассеянности, не сосредоточенности и, зачастую, в банальной истине – не лежит сердце к этому занятию, нет к этому ни малейшего интереса, не говоря о способностях, одаренности или предназначении. — Ну, не моё это, — говорит криворукий, откладывая в сторону поломанный утюг и опасливо отодвигаясь от розетки, — Я обязательно сделаю короткое замыкание. Со мной опасно иметь дело. Лучше мне ничего в руки не давать.
Однажды ученик сказал Учителю: — Учитель, у меня бывают такие дни, когда ничего не получается. Все встречи срываются или переносятся по совершенно не зависящим от меня причинам. В простых делах возникают такие препятствия, которых ну никак не должно было возникнуть, люди, с которыми у меня прекрасные отношения, вдруг обижаются на меня, что-то неправильно поняв. Я теряю важные для меня бумаги и предметы. Всё просто валится из рук! Подскажи, как можно бороться с таким состоянием? — Когда у тебя всё валится из рук, — Учитель посмотрел на ученика и улыбнулся, — не бери ничего в руки!
Неумёха — криворукий головотяп. Ничего делать не умеет, всё тяп-ляп, всё халтурка и бестолковщина. Представьте на минуточку, криворукого палача. Сколько лишних страданий он может причинить жертве. Взять, к примеру, казнь террориста Каляева. На эшафот Каляев поднимался с гордо поднятой головой, твердым, уверенным шагом. Крест целовать отказался. Подошел палач, накинул на него саван, помог подняться на табурет, накинул на шею петлю и отбросил ногой табурет. Тело повисло в воздухе. Палач был пьян и накинул петлю кое-как, тело начало биться в судорогах. Сцена была настолько жуткой, что начальник штаба корпуса жандармов барон Медем зарычал на палача «Я тебя, каналья, прикажу расстрелять, если сейчас не прекратишь страданий осужденного!» Через полчаса палач вынул из петли повешенного и положил его на эшафот. Крепостной врач обнажил покойному грудь, послушал, пощупал пульс, сердце Каляева не билось…
Криворукость – это ходячая опасность, когда шаловливые руки-крюки горе-работника вырвались на оперативный простор жизни. Ярослав Гашек в книге «Опасный работник» создал красноречивый образ криворукости: «Учти, весь этот ряд твой. Гляди, как мы тебя обогнали… Боже милосердный, да что это ты натворил? Зачем свалил все в одну кучу? — Так ведь практичнее. Сперва сделаю стог, а потом этот стог сразу и переверну. Какой смысл возиться с маленькими кучками? У покойного дедушки таким манером я за два часа перевернул две тысячи куч. Конечно, если ты против, я могу и разбросать, но нахожу, что это непрактично. — Ячмень-то ведь должен высохнуть, — пытался растолковать мне Грнчирж. — А ты раньше говорил, что у вас есть сушилка, — напомнил я. — Так это же для фруктов, — завопил он, чуть не плача. — Ну, ну, так я же ничего особо вредного и не предлагаю, — успокаивал я приятеля. — Я думал, как лучше, практичнее.
Мы снова принялись за работу. Я разбросал любовно собранную кучу и с удвоенной энергией принялся за следующий ряд, который находился слева от меня. Не прошло и четверти часа, как снова появился Грнчирж. — Боже правый, помилуй нас! — уже издалека кричал он. — Голубчик, ведь ты перевернул обратно все, что мы уже переворачивали, теперь мокрый опять внизу и придется все начинать сызнова! А у тебя небось и для этого есть объяснение? — Конечно, — ответил я. У моего покойного дедушки мы всегда так делали, чтобы зерно быстрее сохло. Носишь взад-вперед, туда-сюда, вот оно и сохнет, потому что отовсюду воздух. Иногда мы даже подвешивали колосья на веревках, как белье.
Тут я увидел, что мой друг Грнчирж кусает губы. Однако, справившись со своим гневом, он сказал: — Будь добр, отправляйся-ка вон к той девчонке, что присматривает за ребенком одной нашей работницы, и передай ей, чтобы она шла переворачивать ячмень, а сам пока понянчишься с младенцем. — У покойного дедушки… — Ступай, ступай. Я пошел с радостью. Значит, нянчить младенцев — тоже полевая работа. Это был милейший годовалый мальчонка. Уселись мы с ним на сруб колодца, а он возьми да и выскользни у меня из рук, так и свалился прямо в воду. — Грнчирж, — заорал было я, — принеси мне грабли, у меня мальчишка в колодец свалился! Конечно, лучше было, пока не поздно, вытянуть парня без граблей, что я и сделал. Но переполох все же поднялся. Перепуганная мать, обливаясь слезами, вместо ячменя сушила своего сыночка. А Грнчирж заметил: — Должно быть, у твоего покойного дедушки тоже бросали детей в колодцы? — По четыре, а то и по пять сразу, — забормотал я, не соображая, что говорю: в этот драматический момент я продолжал думать о снопах.
Женщины смотрели на меня с ужасом. — Знаешь, — сказал мой приятель Грнчирж, — иди-ка ты лучше пить пиво… Перед обедом я к тебе загляну, а после обеда пойдем к Самекам на поле снопы возить. Видимо, натяжелой работе от тебя будет больше проку. «Вот тебе раз, — подумалось мне, — от меня ждут пользы на более тяжелой работе. Значит, то, что я пережил утром, считается пустяком?»
Между тем и у Самеков и в трактирчике уже прослышали о чудодее, который кидает на воз не по одному, а по четыре-пять снопов зараз. Ну, разумеется, такого богатыря следовало угостить. Основательно нагрузившись, мы выехали в поле. В руки мне сунули какую-то занятную вещицу. Она состояла из палки, на конце которой чрезвычайно хитроумным способом были укреплены три острия. — Где бы мне взять вилы? — спросил я у Самека. — Да они же у тебя в руках! — удивился крестьянин. — Прошу прощения, я просто не обратил внимания, — небрежно извинился я и принялся рассуждать о том, что, наверное, быть дождю, обязательно пойдет дождь, потому что уж очень жарко, и хорошо бы, если б стало немножко попрохладнее. Крестьяне не любят таких прогнозов, особенно в пору жатвы, когда нужно успеть свезти снопы в ригу. Препирательства продолжались до тех пор, пока мы наконец не очутились на поле среди снопов. Снопы были отменно крупными и тяжелыми. Мы начали накладывать их на телеги. Жара стояла невыносимая, и я прибег к хитрости. Я развязывал сноп и, подхватив небольшую его часть на вилы, перетаскивал на телегу. — Ты что это делаешь? — прикрикнул на меня Грнчирж. — Упрощаю свою задачу, — отозвался я, — потому что мой способ практичнее, чем… Грнчирж снова всучил мне вилы, которые я, приступая к логическому обоснованию преимуществ своей инициативы, воткнул было в землю.
— Не позорь меня, — взмолился он, — подцепи сноп и подавай на телегу! Вообразите, что вам нужно поднять полутораметровую жердь с пудовой гирей на конце и затем швырнуть эту гирю вверх, на высоту трех метров, причем не раз и не два, а пятьдесят, сто, тысячу раз. Я ухватился за вилы, издалека прицелился в сноп, нацепил его и, крякнув, подбросил на телегу. Пошатываясь, я носил снопы к телеге и кидал их наверх. Силы уже оставляли меня, и на десятом снопе я решился на отчаянный шаг. Поднатужившись, я со всего размаха огрел снопом батрака Штепана, который стоял на телеге укладчиком. На этот подвиг ушли мои последние силы. Штепан слетел с телеги, как яблоко с яблони, и угодил прямо на бабу, которая как раз несла в большом жбане пиво к ужину. Раздался ужасный, жалостный вопль: пиво поминай как звали. Когда все успокоились, мне велели отложить вилы. Я отнекивался, говоря, что только-только вошел во вкус, но они все-таки поставили меня к лошадям, объяснив, что это никакое не понижение, чему я, разумеется, не поверил.
Не удалось мне отличиться и возле лошадей. Просто я не вовремя произнес «но!», кони дернули, телега покатилась, и бедняга Штепан снова оказался на земле. Крестьяне прогнали меня и от лошадей и больше уж ничего мне не доверяли. Некоторое время я изгнанником шатался по полю, а потом опустился на межу. Моя новая попытка принять участие в общей работе с вилами в руках была безуспешной. Крестьяне вырвали их у меня. И я снова очутился на меже».