Зверство как качество личности – склонность проявлять крайнюю степень жестокости, свирепости; совершать бесчеловечные поступки, проявляя животную злобу.
Вот несколько выдержек из рассказа старшего политрука С. Еворского, попавшего в фашистский концлагерь. В течение первых четырех дней нам не давали ни пить, ни есть. Только на пятый день принесли по две столовых ложки вонючего варева из концентратов, облитых керосином. Народ стал пухнуть и умирать от этой гадости, по 30–40 человек умирали ежедневно. Никакой медицинской помощи не оказывали, люди гнили заживо. Раненые счищали червей с ран ложками. Гражданский врач, старик, заключенный вместе с нами, пытался помочь раненым. Узнав об этом, комендант вызвал его во двор и стал избивать палкой. — Танцуй, русс, — приказал комендант, избивая 62-летнего врача. Старик не хотел этого делать, и избиение усилилось. Наконец, он не выдержал и под ударами начал танцевать. После этого его заставили стоять весь день, не двигаясь, на солнцепеке.
Однажды фашисты затеяли своеобразный спектакль. Голодным людям кинули вниз раненую лошадь. Когда мы ее стали резать, наверху появился фотограф, который запечатлел это на пленке. Очевидно, таким путем создавалась очередная немецкая фальшивка, извращающая какие-то факты. У лошади собралось слишком много людей, фотограф был недоволен кадром, но автоматчик помог ему и убил несколько человек. В этот же день тот же фотограф инсценировал в яме «гитлеровское милосердие». Среди нас находился старший лейтенант Новиков, который имел одиннадцать ран. Новиков был совершенно раздет, фашисты перед объективом аппарата перевязали ему раны и надели чистую рубашку. Однако, как только фотограф закончил свою работу, эту рубашку отняли у Новикова, сорвали с его ран все повязки и зверски избили. Была у фашистов еще одна излюбленная забава — спускать в яму собак и натравливать их на нас. Не одному человеку перегрызли они руки и ноги. Практиковалась и такая пытка: раненого клали на землю и вливали в него через лейку ведро воды.
Зверство – это ярко выраженная склонность к насилию. Зверем принято называть не того, в ком мало нежности, мягкости и доброты. Зверство, как животная злоба, — это полное отсутствие сострадания, человечности, сердечности и уважительности к людям. Зверство – жалкое, примитивное существо, инвалид ума и чувств.
Всегда удивлял и удивляет феномен, как из законопослушного, тихого и незаметного человека внезапно вылезает свирепый зверь, глухой к человеческому страданию, настроенный на холодно-жесткие тона восприятия мира. Вчера он дружелюбно жал вам руку, а сегодня смотрит, и в глазах его видишь смерть. Откуда появляется зверство? Где его корни?
Мать зверства – ненависть. Чтобы разбудить в людях зверя, нужно спровоцировать, создать все условия для проявления порочных качеств личности. Обеспечь людям вседозволенность и безнаказанность в проявлении зависти, ненависти, мстительности и злобы, и последствия могут ошеломить самое циничное воображение. Пропусти людей через «лихолетье», «черные, окаянные годы», «тяжелые времена» и предпосылки для проявлений зверства будут созданы. В психологическом смысле лихолетье – это когда народ считает себя униженным, окруженным врагами, его господствующее настроение – уныние, депрессия, безнадега и ощущение несправедливости. К примеру, семена зверства фашистов были посеяны при заключении унизительного Версальского договора. Поэтому речи неистового фюрера попадали в десятку. В обществе накопилось раздражение, нашедшее затем выход в зверстве.
Зверству всегда нужен враг, на которого оно и спишет все свои несчастья. Зверство уверено, что во всем виноваты, к примеру, евреи, армяне или москали, что стоит от них избавиться и жизнь станет богатой и счастливой. Зверство обычно считает, что его Бог самый лучший и поэтому питает лютую ненависть и животную злобу к «неверным». Ненависть должна быть настолько сильной, что человек в зверстве без колебаний пренебрегает заповедью «не убий» и продолжает считать себя богоугодным благодетелем.
Зверство взращивается постепенно через ненависть к другим народам. В школьных учебниках описывается райское житье предков, пока не пришли «эти», пока они не причинили массу бед моей «великой» стране. Всё это убеждает людей в том, что жертвы зверства не заслуживают иной участи. Есть такой анекдот: — Ты куда, Петро, собравси? — спрашивает его жена. — Та пиду трохи москалей постреляю. — А ну, как они тебя? — А мени та за шо?
Зверство нуждается в одобрении. Известно, что массовое зверство обожает зрителей. Погром в Сумгаите в 1988 году был осуществлен примерно 50 бандитами, которые убивали, насиловали и поджигали, переходя от квартиры к квартире. Но эту относительно небольшую группу сопровождала толпа, примерно человек 300, которая не принимала участия в зверствах, но бурно одобряла все, что совершали погромщики. И все это происходило в городе с населением в 100 тысяч человек, в котором была создана та атмосфера одобрения насилия по отношению к армянам, без которой, по всей вероятности, не мог бы произойти и сам погром.
Николай Стариков в книге «Мифы и правда о Гражданской Войне. Кто добил Россию?» приводит примеры зверства в окаянные годы братоубийства: «… Граф Николай Владимирович Татищев стоял на краю гидрокрейсера «Румыния» и смотрел в синее январское небо. Несмотря на ярко светившее солнце, капитан гвардии абсолютно окоченел, потому что стоял на палубе в одном нижнем белье. Проплывавшие мимо облака были единственным, на что мог смотреть Николай Владимирович. И не то чтобы граф очень любил смотреть на небо, просто ничего другого он видеть уже не мог.
Его руки, до предела отведенные назад и связанные веревками у локтей и кистей, страшно затекли. Начинали ныть и ноги графа Татищева, грубо перетянутые в нескольких местах и крепким морским узлом привязанные к тяжелому грузу. Голова, оттянутая за шею назад, к намертво закрепленным рукам и ногам, была устремлена в небо. Именно поэтому Николай Владимирович и не мог видеть ничего, кроме облаков. Натянутая как тетива веревка глубоко врезалась в горло и нестерпимо душила.
Рядом на краю палубы «Румынии» стояли такие же связанные и беспомощные люди. Сейчас граф не мог их видеть, но он знал, что они стоят справа и слева от него – они вместе сидели в трюме проклятого гидрокрейсера. — Господи, спаси и помилуй, господи, – неистово шептал кто-то справа от капитана. — Молись, молись шкура, – раздался сзади злобный голос. – Все равно не поможет!
Подполковник Константин Павлович Сеславин, штабс-ротмистр Федор Федорович Савенков, штабс-капитан Петр Ипполитович Комарницкий, полковник Арнольд Валерианович Севримович, подполковник Евгений Алексеевич Ясинский – всех их Николай Владимирович Татищев знал лично. Это жители Евпатории, офицеры, отдававшие долг Родине на полях сражений Первой мировой войны, в том числе и в Румынии. Какая горькая ирония судьбы. Германские и австрийские пули их миновали – а злобная месть взбесившихся матросов застала врасплох.
— Да что ж вы делаете! Люди вы или нет? – заходился где-то слева в истерике женский голос. Вероятно, это – Ирина Петровна, жена инженера, с забавной для русского уха фамилией Мамай. Татищев знал ее первого мужа, Сергея Егоровича Крицкого, и даже частенько поигрывал с ним в карты. И стоило ей потом менять столь пристойно звучащую фамилию на «Мамай»?! Николай Владимирович даже усмехнулся, но веревка впилась в горло еще сильней. Сволочи, связали на совесть.
Большое облачко, похожее то ли на барашка, то ли на маленького жеребенка, проскочило над палубой, а лукавое солнце неожиданно выглянуло из-за него. Граф зажмурился, в носу у него защекотало, и он громко и неожиданно чихнул. Оттого и не заметил, как сзади подошел матрос в расстегнутом кителе.
— Пшел! – сильный пинок в спину, и Татищев полетел в воду. Последнее, что он услышал в своей жизни, был хохот матросов гидрокрейсера «Румыния». Потом всплеск, голубая бездна и – тишина…
Петр Ковалев
Другие статьи автора: https://www.podskazki.info/karta-statej/