Волк и в овечьей шкуре не укроется.
Пословица
Изуверство как качество личности – склонность в нетерпимости, фанатизме или варварском отношении к кому-либо проявлять крайнюю, дикую жестокость.
Изуверство – это жестокость, возведенная в степень. Философ Елена Рерих пишет: «Изуверство недопустимо, в нем нет ни преданности, ни любви, ни великодушия, но лишь возвращение к животному состоянию. Изуверство рождает предательство, вражду и жестокость… Изуверство как запущенная болезнь, если она не замечена сразу, она делается неизлечимой… Запас дружелюбия рождает истинное сострадание, которое противоположно жестокости изуверства. Изуверство знает лишь самость, которая самомнительно говорит: «или все, или ничего». И так как все невозможно, то остается ничего. Потому обращайте внимание даже на малые признаки изуверства. Излечивайте их с великим терпением, как заразную болезнь. Именно изуверство потрясало прекрасные Учения и вытравляло зачатки любви…
Изуверство принадлежит к самым ярым проявлениям жестокости. Нет никакого сравнения с явлениями в Космосе, которые оказались бы такими разрушительными, как изуверство, ибо это чувство разрушает сердце, оно уничтожает все возвышенные чувства. Именно сам Сатана насыщает изуверством. Именно, преступления разрушителей не сравнить со страшным кощунствами изуверов».
Изуверство – это выброс энергии взбесившихся от жажды крови чувств. Во времена Екатерины II была изобличена в изуверстве помещица Дарья Салтыкова, знаменитая Салтычиха. В романе «Екатерина II. Алмазная Золушка» Александр Бушков пишет: — Эта особа, овдовев в двадцать пять лет, начала убивать своих крепостных. Просто так. За плохо вымытый пол, за скверно выстиранное белье, без всякого повода. Несомненно, это был психически больной человек, нечто вроде Чикатило. … Достаточно сказать, что за шесть лет Салтычиха замучила до смерти сто тридцать восемь человек, в основном женок и девок. Причем убийства совершались не в глухих Муромских лесах — либо в подмосковном селе Троицком, либо в московском доме Салтычихи, стоявшем на углу Кузнецкого моста и Лубянки. В 1762 г. жалоба крепостных все же попала к Екатерине. Еще шесть лет тянулось следствие — оставшаяся на свободе подозреваемая подкупала чиновников Юстиц-коллегии (тогдашнего министерства юстиции) оптом и в розницу. Только когда дело, говоря современным языком, взяла на особый контроль Екатерина, его удалось довести до суда. Доказать, правда, удалось только семьдесят пять эпизодов из ста тридцати восьми. Юстиц-коллегия приговорила Салтыкову к отсечению головы. До плахи, правда, не дошло: вмешалась родня. По покойному мужу Салтычиха состояла в родстве со знатнейшими фамилиями: Строгановы, Головины, Толстые, Голицыны, Нарышкины… Екатерине пришлось чуть смягчить приговор, чтобы не ссориться со столь вельможными родами. Но все равно, мало Салтычихе не показалось: ее продержали час, прикованную к столбу на эшафоте, с табличкой на груди: Мучительница и душегубица, потом посадили в подземную камеру одного из московских монастырей, где содержали в полной темноте, только на время еды приносили свечку. Так она провела тридцать три года (по свидетельствам современников, ухитрившись забеременеть от караульного солдата).
Другой изувер из этой же эпохи — Николай Еремеевич Струйский, богатый пензенский помещик. Он был буквально одержим поэзией, устроил себе кабинет под самой крышей своего огромного дворца в имении Рузаевка, назвал его Парнас и проводил там большую часть времени за сочинением стихов. В доме была прекрасная, богатейшая библиотека отечественных и заграничных авторов — все, мало-мальски примечательное. К ним прибавились и книги собственного производства. Струйский устроил в имении типографию, роскошнейшим образом издавал книги, по самому высшему классу, какой только могла обеспечить тогдашняя полиграфия (главным образом собственные обильные поэтические опыты).
Вот что писал Струйский в стихотворении о первой жене, через год после свадьбы умершей от родов:
Не знающу любви я научил любить!
Твоей мне нежности нельзя по смерть забыть!
Ты цену ведала, что в жизни стоил я,
И чтит тебя за то по днесь душа моя.
Это, разумеется, не шедевр — но и не убогость. Вполне приличные для восемнадцатого века стихи. Другие и того лучше:
Смерть, возьми ты мое тело.
Без боязни уступаю!
Я богатства не имею,
Я богатство, кое было,
Все вложил душе в богатство.
Хоть душа через богатство
И не станется умнее,
Но души моей коснуться,
Смерть, не можешь ты вовеки!
Разве плохо? Правда, как поэт Струйский не прославился ни в малейшей степени — да, впрочем, и не стремился к общественному признанию. В истории он остался ненароком – исключительно благодаря второй жене, Александре Петровне Озеровой. Вскоре после свадьбы молодожены приехали в Москву, где Струйский заказал своему старому доброму приятелю, художнику Рокотову (которого ценил и высоко ставил) портрет
жены. Его и сегодня можно увидеть в Третьяковской галерее. По моему сугубому мнению, это одна из красивейших женщин восемнадцатого столетия. Именно о ней Николай Заболоцкий писал:
Ты помнишь, как из тьмы былого.
Едва закутана в атлас,
С портрета Рокотова снова
Смотрела Струйская на нас?
Ее глаза — как два тумана.
Полуулыбка, полуплач,
Ее глаза — как два обмана,
Покрытых мглою неудач…
Поэты ради красного словца житейскими истинами пренебрегают. Совершенно непонятно, причем тут обманы – Струйская никогда не слыла покорительницей сердец. И не было никаких особенных неудач, брак был, в общем, счастливым (вот только из восемнадцати детей десять умерли в младенчестве, но это – обычная для того века пропорция, а не какая-то особенная трагедия).
Так вот… Поэт, тонкий ценитель искусств Струйский имел еще одну маленькую слабость, которой занимался уже не на Парнасе, а в подвале дворца. Там у него был богатейший набор самых настоящих, действующих исправно пыточных приспособлений, большей частью скопированных со средневековых европейских образцов. И порой служитель музы, спустившись в подвал с доверенными людьми, устраивал этакую пародию на суд. Роль подсудимого исполнял один из крепостных, и, независимо от течения процесса, приговор был всегда один: запытать до смерти. На этом игра кончалась и начиналась жуткая реальность: соответственно обученные люди с помощью тех самых приспособлений в точности выполняли приговор суда…
Это было… Как то и другое сочеталось в одном человеке, понять трудно… Сходите в Третьяковскую галерею. Там висит и портрет самого Струйского работы того же Рокотова. Попробуйте что-нибудь для себя понять…
Петр Ковалев
Другие статьи автора: https://www.podskazki.info/karta-statej/